Классические случаи в психологии

Поскольку пятилетние дети еще не достигают той когнитивной зрелости, которая позволяет им извлекать пользу из обсуждения их проблем, Экслайн решила, что могла бы дать Дибсу необхо­димое ощущение уверенности в своих силах: во время сеансов ему разрешалось бы самому направлять игровые процессы, таким обра­зом игра предоставила бы Дибсу возможность справляться с любы­ми негативными чувствами и символически избавляться от огорче­ний и душевных травм, подрывавших его ощущение собственного благополучия. Но по-прежнему без ответа оставался вопрос: как справился бы Дибс с этой новой ситуацией? Базу для процесса из­лечения имели его собственное воображение и креативность.

В комнате игровой терапии, которую использовала Экслайн, имелись кукольный дом с различными куклами и машинками, пе­сочница, фломастеры и акварельные краски, бумага для рисования и надувная кукла-неваляшка. Во время первого сеанса Дибс просто ходил по комнате и монотонно называл каждую игрушку. Экслайн поощряла такую вокализацию, подтверждая своими словами пра­вильность названий. Дойдя до кукольного дома, Дибс, всхлипнув, произнес: «Нет запертых дверей... нет запертых дверей». Он повто­рял эти слова снова и снова. Процесс психотерапии начался.

Мальчик исключительного мужества

Во время следующего сеанса Дибс проявил явный интерес к кра­скам. Он осторожно подошел к ним и после внимательного изучения выложил шесть красок в порядке, соответствующем расположению цветов радуги. Он выбрал конкретную марку красок и сказал, что она является самой лучшей. Тогда Экслайн поняла, что Дибс читал текст на этикетках. Затем он сел и начал рисовать. Рисуя, он про­износил название каждой краски, он мог назвать все цвета. Стало ясно, что Дибс вовсе не является умственно отсталым.

Метод недирективной терапии позволял Дибсу самому задавать направление игры. Экслайн реагировала на его вопросы и пожела­ния, но именно Дибс определял интенсивность взаимодействий и выбирал тип игровой деятельности. Экслайн решила попытаться стать тем катализатором, который помог бы Дибсу раскрыть свое собственное Я. Она надеялась дать ему шанс развивать свои чув­ства в обстановке, не таящей для него никаких угроз, и говорила ему, что игровая комната является тем местом, где он может весе­литься — местом, где никто не может причинить ему вреда, где он имеет возможность «выйти из тени на солнце».

Экслайн знала, что процесс психотерапии требует больших за­трат времени и сил, но не гарантирует . Однако она надея­лась, что Дибс постепенно станет полнее проявлять свое истинное Я по мере того, как будет чувствовать себя в ее компании все более уверенно. Когда сеанс заканчивался, у Экслайн часто возникали трудности с Дибсом. Всхлипывая, он постоянно повторял: «Не хо­чу домой, не хочу домой». Иногда, если за ним приезжала мать, он начинал кричать и махать на нее руками. Во время этих вспышек гнева Экслайн не пыталась успокоить Дибса ласковыми словами, чаще всего она просто уходила из комнаты. Она понимала, что он должен был быть независимым от нее. Дибс испытывал бы еще больше душевных страданий, если эмоционально привязался бы к человеку, возможность видеться с которым возникала бы редко; силы Дибса должны были крепнуть изнутри.

Хотя психотерапия имела немаловажное значение, надо было сделать так, чтобы она не оказалась главной составляющей жиз­ни мальчика. Существует опасность того, что некоторые пациенты могут стать чрезмерно зависимыми от психотерапевтов, и Экслайн стремилась не допустить этого в случае с Дибсом. Иногда она оста­навливалась посередине коридора, и Дибс, хотя и неохотно, но все же продолжал в одиночку идти навстречу матери. С помощью тако­го простого приема Экслайн показывала, что она доверяет Дибсу. Она понимала, что он мальчик исключительного мужества.

«The rapy»

Во время одного из сеансов Дибс обратил внимание на надпись на двери игровой комнаты: «Play therapy». Он узнал первое слово (play) и прочитал его вслух: «Игра». Затем он стал смотреть на вто­рое слово, оказавшееся для него незнакомым. Наконец он прочитал и его: «The тару».

Во время игровых занятий Дибс предпочитал играть с куколь­ным домиком или в песочнице. Он часто просил, чтобы двери в кукольном домике были заперты. В качестве одного из средств психотерапии Экслайн побуждала его высказывать собственные предложения. Например, когда Дибс требовал запереть двери в ку­кольном домике, Экслайн спрашивала, действительно ли он хотел, чтобы дом был заперт. Если он отвечал «да», то это было его жела­ние, и она предлагала, чтобы двери закрыл он сам, а не она. Когда Дибс объявлял, что дом заперт, она поздравляла его с успешным выполнением задачи.

Экслайн старалась не задавать Дибсу прямых или зондирующих вопросов. Это помогало избегать любых предпосылок к конфронта­ции и развивало в нем чувство безопасности. Она осознавала свое желание задавать прямые вопросы, но была уверена, что ни один человек во время сеансов психотерапии не давал на них точных от­ветов, и поэтому считала ограниченными возможности использо­вания этого инструмента. Экслайн пыталась задавать открытые во­просы, позволявшие Дибсу выразить себя более полно. Она часто перефразировала то, что он говорил, чтобы дать ему больше вре­мени на распознавание его собственных мыслей. Например, ког­да Дибс предлагал ей принять сделанный им , а не просто взять его с простым выражением благодарности, она спрашивала: «О, ты хочешь дать это мне, в самом деле?» Этот прием позволял ей открывать линии коммуникаций, а Дибсу — расширять обмены, если мальчик того хотел. Данный прием помогал также замедлить процесс и означал, что она не устанавливала собственных стандар­тов поведения при взаимодействиях. Благодаря использованию такого изящного приема Дибс постепенно начинал выбираться из своей раковины: он стал проявлять собственное Я. Он получал удо­вольствие от обретаемого чувства свободы и уверенности в себе. Дибс стал устанавливать визуальный контакт с Экслайн, и улыбку на его лице можно было заметить чаще, чем раньше.

Каждая неделя имеет четверг

Экслайн видела, что Дибс делает успехи, но поскольку она имела мало контактов с его родителями и воспитателями, то не была уверена, что прогресс заметен за пределами игровой комнаты. Несмо­тря на это, Дибс продолжал испытывать большие трудности. Когда он был чем-то огорчен, то часто брал детский рожок и сосал его; по-видимому, таким способом он старался себя успокоить. Экслайн также заметила, что Дибс использовал одну из двух стра­тегий всякий раз, когда он обсуждал свои чувства и эмоции: иногда его язык становился крайне бедным и элементарным, а иногда он менял тему разговора, демонстрируя свои несомненные способно­сти к письму, чтению и счету. Экслайн понимала, что Дибс испы­тывает потребность маскировать свои истинные чувства и эмоции и ощущает себя более комфортно, когда демонстрирует интеллек­туальные способности. Казалось вполне возможным, что время от времени он скрывал свои истинные способности, чувствуя, что лю­ди придают им слишком высокую ценность.

Однажды во время сеанса Дибс выбрал из коробки с игрушками игрушечного солдата и назвал его «папой». Он поставил его вер­тикально, а затем одним ударом опрокинул на пол. Он повторил это действие несколько раз, а затем закопал солдата в песок. Там Дибс оставил его лежать на целую неделю. Экслайн заметила это очевидное послание, направленное во время игры, и удивилась то­му, насколько креативно и выразительно использовал язык игры Дибс. При наличии достаточного пространства и времени он мог бы наглядно выразить свои чувства к отцу.

Нетрудно понять символическую важность многих игр Дибса. Например, запертый кукольный домик мог символизировать все запертые двери, которые ему пришлось видеть в его короткой жиз­ни. Запертую дверь игровой комнаты у него дома и запертые двери в сердцах его родителей. Такие интерпретации никогда не пред­лагали Дибсу и не использовали в целях психотерапии, но вполне вероятно, что они могли отображать именно это. Только Дибс мог знать это наверняка.

С каждой неделей становилось все очевиднее, что Дибсу нра­вятся сеансы психотерапии. Он радостно спешил к двери игровой комнаты, и его лицо светилось улыбкой. Он поведал Экслайн, ка­кое удовольствие он получает от этих занятий, сказав буквально следующее: «Я с радостью вхожу в эту комнату и ухожу из нее с грустью». По-видимому, он считал дни до следующего сеанса. Он вычислял, каким будет следующий четверг — будет ли это день рождения Джорджа Вашингтона или же день, следующий за днем четвертого июля, — он всегда знал, на какое число придется этот долгожданный день. Среда всегда казалась ему бесконечно долгим днем, предшествующим дню занятий с «мисс А», как он любил на­зывать Вирджинию Экслайн.

Так много нужно рассказать

Экслайн имела мало контактов с родителями Дибса. Но однажды за мальчиком приехал отец, и она вышла в холл, чтобы попривет­ствовать его. Дибс сразу же вмешался в разговор взрослых, заявив: «Папа, День независимости в этом году наступит через четыре ме­сяца и две недели и придется на четверг». Отец был смущен таким поведением сына и велел ему прекратить бессмысленную болтов­ню, назвав при этом мальчика идиотом. Дибс выглядел совершен­но подавленным и уехал, не сказав ни слова. Дома он набросился с кулаками на отца и стал кричать, что он его ненавидит. Он вел себя так плохо, что его решили на время запереть в домашней игровой комнате. Этот инцидент стал поворотным пунктом в отношениях между Дибсом и его родителями.

Родители Дибса были напуганы. Они никогда по-настоящему не обсуждали свои чувства и эмоции друг с другом. Однако этот ин­цидент вынудил их преодолеть свои страхи и всерьез задуматься о Дибсе. Они поняли, что вели себя с ним неправильно. Всю взрос­лую жизнь они использовали свои умственные способности для самозащиты от эмоциональных реакций, и Дибс непреднамеренно сделал то же самое. Возможно, его родители также воспитывались в эмоциональном вакууме. Все трое, хотя и каждый на свой лад, пытались использовать свою сообразительность как форму защит­ного поведения, и это сделало их еще более уязвимыми, чем когда-либо прежде. Мать и отец Дибса решили, что с этим нужно что-то делать.

На следующее утро мать Дибса позвонила Экслайн, чтобы до­говориться с ней о встрече. Во время состоявшейся беседы она чув­ствовала себя неловко. Она призналась, что ей «так много нужно рассказать» и что она несет «тяжкую ношу» заботы о Дибсе. Сейчас у нее появился шанс освободиться от этого бремени. По-видимому, ее муж хочет прекратить сеансы психотерапии. Ему кажется, что они не пошли Дибсу на пользу и что в последние недели он выгля­дит более несчастным, чем прежде. Экслайн была удивлена: неуже­ли очевидные улучшения, которые она наблюдала у Дибса, не были видны за пределами игровой комнаты?

Глотая слезы, мать Дибса описывала горькое разочарование, которое принесла ей беременность. Будучи способным хирургом, из-за беременности она была вынуждена отказаться от карьеры. Ее муж был блестящим ученым, но эгоистичным человеком: его недо­вольство рождением Дибса внесло в их жизнь множество бытовых проблем. К тому же они были крайне смущены ненормальностью Дибса: они чувствовали себя униженными и опозоренными. Когда невропатологи не обнаружили у Дибса никакой патологии, они ре­шили, что, возможно, их ребенок страдает шизофренией. Однако обследовавший его психиатр заявил, что Дибс совершенно норма­лен, а его поведение является результатом невнимания к его эмо­циональному развитию. Он рекомендовал психотерапию не Дибсу, а его родителям.

Экслайн спросила о поведении Дибса дома. Мать признала зна­чительные улучшения в его поведении после начала : он стал больше разговаривать (главным образом, по-прежнему сам с собой), перестал сосать большой палец, а вспышки раздражения остались в прошлом. Она описывала инцидент с отцом как рацио­нальный протест против его некорректных высказываний. Дибсу следует продолжать посещать сеансы терапии. успешно пережила , и теперь все будет делаться для решения нако­пившихся проблем. Экслайн заметила, что многие психотерапевты не соглашаются проводить сеансы психотерапии без согласия или даже участия родителей ребенка. В случае с Дибсом вопрос об этом встал довольно поздно, что указывает на возможность успешного проведения психотерапии даже без участия родителей на раннем этапе процесса лечения.

Последний лист

Во время одного из сеансов Дибс рассказал Экслайн историю о де­реве, которое росло перед окнами его спальни. Отец Дибса велел их садовнику по имени Джейк обрезать этот большой вяз. Дибс по­просил Джейка оставить ветки, которых он мог бы касаться рукой, высунувшись из окна. Джейк согласился и оставил несколько та­ких веток. Однако отец заметил это и потребовал обрезать все. Джейк попытался объяснить ему, что Дибсу нравится касаться этих веток руками, но отец все равно велел их спилить, добавив, что он не хочет, чтобы Дибс высовывался из окна. Джейк выполнил приказание, но дал Дибсу на память верхушку одной из веток — часть дерева, которую тот мог держать у себя в спальне. Дибс очень дорожил этой веткой и никому ее не показывал.

Джейк часто рассказывал придуманные им истории о саде. Од­нажды он рассказал Дибсу историю о вязе, росшем перед его окна­ми. Он сказал, что весной листья становятся зелеными благодаря дождям, а летом они дарят прохладную тень. Но зимой ветер сры­вает листья, чтобы дать им возможность путешествовать по всему свету. Последний оставшийся на дереве лист чувствовал себя очень одиноко, но ветер заметил это и задул с такой силой, что этот ма­ленький лист сумел совершить самое замечательное путешествие в мире. Однако маленький лист скучал о Дибсе, и ветер вернул его на прежнее место на дереве. Джейк сказал, что он нашел этот лист под деревом, и затем вручил его Дибсу. Дибс вставил лист в рамку и всякий раз, когда на него смотрел, он представлял себе все удиви­тельные вещи, существующие в этом мире, все чудеса, о которых он так много читал. Дибс рассказывал о своих чувствах к Джейку: «Я очень, очень его люблю. Я думаю, что он мой друг».

Во время сеансов игровой ребенка побуждают рас­сказывать истории о его жизненных переживаниях. Эти истории могут быть как о реальных (в данном случае), так и о выдуманных событиях в его жизни. Они могут помочь обнаружить источники беспокойства и дать возможность осмыслить переживания, тревожащие или огор­чающие ребенка. Пересказ истории помогает ребенку справиться с. чувствами страха или раздражения, которые она может вызывать.

«Мама, я тебя люблю»

В течение следующих недель Дибс становился все более раскрепо­щенным и уверенным в своих силах. Он сообщал, как он нравится сам себе. Он рассказывал о чудесных однодневных поездках с роди­телями на морское побережье. Но он по-прежнему молчал, если не хотел разговаривать. Дибс знал, как это расстраивает отца, и имен­но таким способом он реагировал на критику в свой адрес. Однаж­ды после сеанса он помчался по коридору и бросился в объятия матери со словами: «Мама, я тебя люблю». В ответ мать разразилась потоком слез.

Дибс очень хотел провести лето с родителями. По-видимому, он пон