Расстановки семейных сюжетов. Любовные реки, семейные берега

Из книги:

БЕЗДЕТНОСТЬ

Так часто начинаются сказки: «Жили-были король с королевой, а детей у них не было...» В сказке потом ребенок всегда появляется, самым простым или самым волшебным образом. Хоть березовая чур­ка да становится желанным ребенком. Желанным? — всегда желан­ным. Нет детей — это наполовину нет тебя, говорит гуща веков. На дереве рода поколения сменяют друг друга, и если у тебя нет детей, то ты — маленькая сухая веточка где-то на периферии. Жизненные соки будут питать эту веточку поначалу (напрашивается метафора, что бездетный человек «переваривает», обращает в собственную ту энергию, что «отпущена» природой на детей), но все менее обильно к концу. И конец при таком раскладе действительно конец.

Бездетность вроде бы является отправной точкой для двух сю­жетов: в одном появляются дети, в другом все остается по-прежнему. Первый из них — «классический», а второй слишком распространен вокруг, чтобы я мог оставить его без внимания.

Первый легко проиллюстрировать историей Авраама и Сарры, которые оставались бездетными до преклонного возраста. Сарре было девяносто лет, а Аврааму сто, когда Господь благословил их рождением сына. «Господь благословил их» — это не мое выраже­ние, это многократно повторенная фраза Писаний. Она означает такой сюжет: некая сила сделала этим людям огромное добро. То, что это было благословенное потомство, ставшее родоначальником народа, который «размножился как песок морской», — это допол­нительное, второе благословение. «Радость пришла в мой дом», — говорила Сарра; и так далее.

Согласно основополагающей мифологии, детей людям дает Бог.

(Я сразу хочу оговориться, что изучение Бога как архетипиче-ской роли, одной из основополагающих, не особо связано с верой или неверием как религиозными пристрастиями любого из нас. Ате­ист, например, может сколько угодно верить в догму об отсутствии Бога, но, коли он берется за изучение психологии, он не может не заметить, что в человечестве идея Бога слишком сильна, чтобы ее

можно было «выкинуть за скобки» и не принимать во внимание. Так же и верующий — он может внутри себя и своей конфессии считать, что ему ведомо истинное проявление Божества и правильные спо­собы взаимодействия с ним («схватил Бога за яйца», сказал бы гру­бый Трикстер), но если он хочет разобраться в психологической сюжетике, ему придется обратить внимание на существование других религий, а также пеструю нерелигиозную публику с флагами науки, анархии, экзистенциального одиночества и т. п. Изучение архетипи-ческой сюжетики возможно только с открытой и принимающей по­зиции. Бог и дьявол являются архетипическими ролями, которые ни­кто не отменял, да и не в силах отменить, даже у себя в голове. Точка. Аминь. Продолжаем.)

Итак, по одной распространенной сказке детей людям дает Бог, и в этой сказке роль человека трудна технически (беременность, роды, выкармливание, воспитание, поступление детей в консерва­торию), но проста духовно (или, если хотите, программно): Бог дает тебе детей, которые через тебя рождаются и выходят в мир, но их истинным автором являешься не ты, а потому тебе нечего волновать­ся, если дети уклоняются от понятного тебе пути в бесконечное не «куда следоват». Если детей дает Бог, то он же за ними и следит, и он же их и «забирает», если они умирают или уходят из дома.

По другой сказке, дети рождаются от полового акта родителей («друг с другом», подсказывает мне Трикстер). Ничего не могу ска­зать, так тоже, похоже, бывает. Это же сказки, проверить невозможно. В первой сказке, чтобы преодолеть бездетность, нужно молиться Богу, познавать его волю в отношении тебя и выполнять ее (что и делал, например, Авраам). Во второй для преодоления бездетности, полу­чается, надо заниматься сексом. Побольше, и в правильное время.

(Хочу заметить, что эти сказки не исключают друг друга, а впол­не совместимы.)

Есть и третья сказка о том, как рождаются дети и как соответ­ственно преодолевается бездетность. Она чуть более сложная — но в психологическом мире вообще «работают» чуть более сложные модели, чем обе вышеназванные (первая из них, в сущности, из мира «Духовного», а вторая — «материального»; а «психология» — она по­середине, и тут свои порядки). Для того чтобы озвучить эту сказку, мы должны ввести такую архетипическую роль: «Род». Этот персонаж вроде бы сборный — он состоит из многих людей, всех никогда не подсчитаешь. Его основу составляют «предки», но они Род не исчер­пывают, и я скоро покажу почему. Вернее представлять себе Род как определенную группу людей, братство, мафию, клуб, причем эта груп­па довольно-таки закрыта. Членство там получается зачатием, рожде­нием, браком, усыновлением или, в очень редких случаях, каким-то очень важным для Рода поступком, имеющим отношение к самому во­просу его, Рода, существования (благодеянием или злодеянием).

Так вот, в такой сказке дети рождаются по разрешению и благо­словению Рода. И сюжет бездетности является, таким образом, про­изводным некоего нарушения взаимоотношений в Роду. А преодо­ление бездетности происходит тогда через преодоление, исцеление этого «заклятия». И вот тут, чтобы хоть что-то объяснить про этот неочевидный предмет, я начну рассказывать вам сказки.

А сказки в моей книге будут двух сортов. В одной героями будут волшебные, странные, нереальные персонажи — и это будут «волшеб­ные» сказки или отрывки из народных мифологий. В другой героями будут люди, похожие на земных окружающих, и это будут «реальные истории». Здесь мне придется повиниться, что я не вижу особой раз­ницы между историями двух этих типов. Если я вам спою, как в траве сидел кузнечик, и вот пришла лягушка и все такое, то это вроде как сказ­ка. А если я расскажу недавнюю историю, как на одном рынке в Крыму торговал милый и беззаботный старичок, а потом его оттеснила новая, недавно переселившаяся в город торговка; а когда старичок стал воз­ражать, она с помощью директора рынка вовсе изгнала его из торго­вых рядов; то это не тот ли самый сюжет, только «из жизни»? Я знаю, что большинство людей склонны считать истории «волшебные» и «реаль­ные» принципиально разным материалом, один из которых идет через фантазию, а другой через память. Но мое аналитическое око не видит особой разницы между работой этих двух инстанций и получающимся материалом. Те сказки, которые мы рассказываем друг другу о жизни, при ближайшем рассмотрении совершенно волшебны: «реальностью», как и «нормальностью», все мы манипулируем как хотим, в рамках своих референтных сообществ. В общем, я не буду доказывать вам этот спор­ный тезис; я просто буду рассказывать вам сказки двух типов.

Итак, история про «заклятие бездетности».