Притчи, сказки, метафоры в развитии ребенка

Фантастический мир сказки, наличие в ней ирреальных, ва­риативных элементов, способность «приглашать к соавторству» по­могают человеку преодолеть стереотипы мышления, комплексы от­чужденности, пробудить дремлющие в нем творческие (поэтические, музыкальные, танцевальные, актерские, живописные, графические и т. д.) способности.

Внутренний строй сказки позволяет человеку представлять мироздание в его трехмерном пространственном (высота, ширина, длина; макромир, микромир; небесный, земной, подземный миры; неживая, живая природа и человеческое общество) и временном (прошлое, настоящее, будущее) измерениях. Эти аспекты пространс­твенно-временного содержания сказок как бы образуют его гологра-фический континуум (универсальность, целокупность, многомерную объемность), что особенно созвучно психике ребенка. Вот почему дети так чувствительны к универсальности сказки: в ней они находят созвучие своему такому же универсальному внутреннему миру. Уни­версальный мир сказки способен актуализировать все органы чувств и психические функции формирующейся личности.

Сюжет сказки, начиная развиваться от конфликта, как правило, завершается полным его разрешением. Сказки не знают непоправи­мых несчастий. Они неизменно ставят героев в положение победи­телей, заставляя слушателей ликовать, когда чудовище повергнуто, а злодей наказан. Это придает сказочному конфликту «замкнутый» ха­рактер, позволяет абстрагировать содержание в пространстве и во времени. Сказочное пространство — это «некоторое царство», куда переносятся слушатели. Сказочное время, по наблюдениям Д. С. Ли­хачева, также «...не выходит за пределы сказки. Оно целиком замкну­то в сюжете. Его как бы нет до начала сказки и нет по ее окончании. Оно не определено в общем потоке исторического времени» (Лиха­чев Д. С, 1979, с. 226). Вследствие этого, с одной стороны, сказочное повествование заключает в себе характер ирреальности, в результате чего сохраняется эстетическая основа жанра — категория чудесного, а с другой — сюжет приобретает метафоричность по отношению к су­ществующей действительности.

Подобно свадебному обряду, сказка хранит в своей глубине плодотворную идею. Как магическое заклинание плодородия, она отождествляет человека, растительный и животный мир, соединяет все живое по признаку жизни. В сказке весь чудесный мир, живот­ные, растения, богатыри-великаны, волшебники и искусники, чу­десные предметы объединены желанием помочь герою на его пути к самосовершенствованию. Да и сам герой заслуживает счастья. Он — терпеливый, настойчивый, добрый.

Сказка способна в малом являть большое, в локальном пред­ставлять глобальное, в микросюжете воссоздавать макропроблемы. Иначе говоря, сказка как небольшое локальное образование с кон­кретным сюжетом и конкретными образами отображает глобальные проблемы, непреходящие ценности, вечные темы противоборства добра и зла, света и тьмы, силы и слабости.

Сказка как феномен культуры этноса исторически отражает в себе хозяйственно-бытовой уклад народа, его язык, особенности мен­талитета, традиции и обычаи, предметно-вещную атрибутику. Сказ­ка — это как бы социальная память этноса. В ней аккумулирована его многовековая практика с ее положительными и отрицательными сто­ронами, подвигами и поражениями, радостями и печалями и т. д.

Содержание сказок вызывает интерес как у детей, так и у взрос­лых: в них можно найти полный перечень человеческих проблем и способы их решения. Образы сказок обращаются одновременно к двум психическим уровням: к уровню сознания и подсознания, что дает особые возможности при коммуникации. Воздействие с помо­щью метафоры, в форме которой создана сказка, является глубинным и стойким, поскольку затрагивает не только поведенческие пласты психики, но и ее ценностную структуру.

Наибольшее воздействие сказка оказывает на развитие нравс­твенных установок, представлений о корысти и бескорыстии, спра­ведливости и несправедливости, храбрости и трусости, правдивости и лукавстве. Почти все основаны на нравоучении, которое да­ется не прямо, а вытекает из поступков героев, — о нем необходимо догадаться самому. Такая скрытая назидательность заключена почти в каждой сказке: нужно прислушиваться к старшим, обращаться к ним с почтением, помогать друг другу, не помнить зла и т. п. Но поучение облечено в тонкую и совершенную форму. В то же время мораль сказ­ки прозрачна, она понятна и ребенку, и подростку, и взрослому и осва­ивается ими на эмоциональном уровне.

Чрезвычайное значение имеют сказки о животных, несмотря на то, что в них речь идет о зверях, однако воспроизводятся похожие челове­ческие ситуации. Действия зверей откровеннее обнажают негуманные стремления, помыслы, причины поступков, совершаемых людьми.

М. В. Ломоносов писал, что благодаря фантастическому вымыс­лу «обыкновенная и натуральная идея», то есть жизненная правда, выражается «сильнее», чем если бы повествование велось без вымыс­ла (Аникин В. П., сост., 1985, с. 4).

Сказка помогает взрослому и ребенку как субъектам образова­тельного процесса понять друг друга. Это «метаязыковая игра», «язык в квадрате» (Эко У., 2002), знакомый с детства, но в каждом возраст­ном периоде понимаемый по-разному.