Искусство жить: Человек в зеркале психотерапии

.

Возраст

Времена жизни — как времена года: весна, лето, осень, зима... от рождения и расцвета через зрелость к увяда­нию и концу. Говорят, что старость не радость — впадаем в детство, но оно почему-то не золотое. Посмеиваемся над этим («Успех в 5 лет — проснуться в сухой кровати. Успех в 17 лет — суметь переспать с женщиной. Успех в 25 лет — найти хорошую жену. в 35 лет — карьера и семья. Успех в 45 лет — семья и карьера. Успех в 55 лет — найти хорошую жену. Успех в 65 лет — суметь переспать с женщиной. Успех в 85 лет — проснуться в сухой кровати»). Заглушаем шутками горечь и тревогу. Сначала меряем жизнь годами, потом де­сятилетиями. Веселимся и грустим, радуемся и отчаиваемся. Становимся мудрее, но не всегда помним об этом и думаем, что золото детства постепенно превращается в никому не нужную истертую медяшку. Не верим научным изысканиям в области продления жизни, но внимательно читаем о них. Почему-то не сразу находим себя на детских фотографиях, а найдя — недоверчиво вглядываемся: неужели это я?! Не замечаем, как пролетает время: «...До чего быстро летит время! — громогласно удивлялся Корней Иванович Чуков­ский. — Подхожу к даче, гляжу — на дереве, прямо на ветке, качается девочка Леночка. Я говорю: "Леночка, не качайся на ветке, она же обломится, ты ушибешься, вот рядом чуд­ные качели, качайся на них". Она отвечает: "Хорошо, Кор­ней Иванович, я буду качаться на качелях". Спустя какое-то время опять прохожу мимо и вижу — девочка Леночка снова качается на ветке. Я начинаю сердиться: "Леночка, ты же мне обещала, что будешь качаться на качелях". А она: "Кор­ней Иванович, я не Леночка, мою маму зовут Леночка"».

Сами сочиняем сказки о возрасте и начинаем верить им больше, чем себе...

Большая часть возрастной психологии связана с перио­дом развития, и это не удивительно. Родившись, мы уме­ем выразить лишь голод, боль и гнев, да и то криком, а не словами, в 9—10 месяцев произносим первые слова, а уже к трем годам строим простые фразы, наш словарный запас составляет около тысячи слов и до пяти лет увеличивается со скоростью 50 слов в месяц. В первые пять лет человек проходит примерно 50% умственного развития, потом до окончания школы с помощью учителей, учебников, репе­титоров и неустанного надзора родителей — еще 30%, и на протяжении оставшейся жизни — остальные 20%.

В первые пять лет без всяких специальных уроков, прос­то по ходу жизни, мы совершаем сложнейшие открытия, достойные Нобелевской премии, но награждаемые лишь радостью родителей (если они заметили). О Нобелевских премиях мы еще ничего не знаем, и радость эта больше вся­ких премий. Если ум оценивать по интенсивности, скорости развития, то любой трехлетка дает фору университетским профессорам — и еще какую фору!

Швейцарский психолог Жан Пиаже описал несколько стадий познавательного развития.

От рождения до двух лет. Примерно в 8 месяцев появля­ется понятие о предметах и их постоянстве: погремушка она и есть погремушка. Около 10 месяцев мы начинаем понимать причинные отношения — что одно событие вызывает другое. А в полтора года происходит гениальный прорыв к симво­лическому мышлению: мы начинаем использовать слова как символы вещей и действий.

От двух до семи лет. Развитие символической функции позволяет делать волшебные вещи — учиться, используя слова, представления и другие символы вещей в отсутствие самих вещей. Вот этот кубик — машинка, перевернутый стул — космический корабль, песок в формочках — еда для кукол, да и сами мы в любой момент, стоит только захотеть, можем стать Красной Шапочкой, собачкой или шофером.

С точки зрения взрослых, нам еще много чего недостает, но плохо это или хорошо — большой вопрос. Причинность

переживается не так, как переживают ее взрослые: для ре­бенка все в мире связано. Если он в сердцах подумал что-то плохое о папе или маме, с ними и может это случиться. Такое мышление называют магическим: мы волшебники, хотя вол­шебство совершается лишь в наших представлениях — иногда радостных, иногда пугающих. Мы еще одушевляем чуть ли не все вокруг и думаем, что наши куклы скучают, когда мы не играем с ними. Если у нас на глазах перелить воду из широкого и низкого сосуда в узкий и высокий, мы уверены, что во втором воды стало больше, чем было в первом. Нако­нец, мышление в этом возрасте эгоцентрично: нам кажется, что все думают так же, как думаем мы, и невозможно пред­ставить себе, что у других людей могут быть иные взгляды на вещи. Взрослые то с улыбкой говорят, что мы маленькие лгунишки, то ругают за вранье, а мы не врем — мы говорим чистую правду, только правда наша не видна, не понятна взрослому уму. Они думают, что это наш недостаток. Навер­ное, они не совсем правы. Во второй половине XX в. ученые всерьез заинтересовались детским философствованием — не­даром ведь в нем черпают новые идеи физики и математики. Что-то в нем, значит, есть. Но тем временем мы дорастаем до следующей стадии развития, и многое из этого волшебного мира остается в прошлом.

От семи до примерно одиннадцати лет. Мы осваива­ем психические операции, позволяющие лучше работать с информацией: классифицировать, располагать по поряд­ку, понимать соотношение части и целого, нам открыва­ется обратимость вещей — сломанное можно починить, потерянное — найти и т.д., мы можем выходить за пределы эгоцентрического видения мира и сугубо конкретного его восприятия. В результате нас уже не обманешь, перелив воду из низкого сосуда в высокий. Литр становится литром, а килограмм — килограммом, будь это килограмм ртути или «сладкой ваты», хотя уронить на ногу килограммовую банку ртути больно, а килограмм «сладкой ваты» будет упавшим к ногам подарком. Появляется способность заучивания, кото­рой раньше не было — мы могли запомнить песенку, отрывок из сказки, понравившийся стишок, дорогу из детского сада

домой, но заучить, вызубрить что-то просто потому, что это нужно, было выше наших сил.

После одиннадцати лет — стадия, которую Пиаже назвал стадией формального мышления. Мы научаемся мыслить абстрактно, понимать относительность вещей и событий, начинаем строить гипотезы, мысленно разыгрывая разные варианты хода событий, и проверять соответствие наших гипотез реальности. Развивается способность «думать о ду­маний» — распознавать и оценивать процесс своего мыш­ления.

На этапе подросткового осмысления приближения к взрослости и самоутверждения все это часто принимает вид так называемого эгоцентризма и выражает­ся: 1) в ярком чувстве собственной уникальности и непод­властности тем правилам и законам, которые управляют другими (не это ли звучит в словах Родиона Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» и не потому ли подростки чаще отождествляют себя с ним, преступаю­щим правила, чем с ним, несущим наказание как покая­ние? «Раскольников правильно сделал, только жаль, что попался» — из школьного сочинения), и 2) в ощущении себя в центре внимания. Вспомните свое ощущение особости и как вам были близки и понятны слова песни Андрея Макаревича: «Не надо прогибаться под изменчивый мир — пусть лучше он прогнется под нас». Или, например, как вам казалось, что все обращают внимание — просто глаз не спускают! — на «тот самый» недостаток вашей фигуры, ко­торый вас так мучил. Потом еще годы уйдут на личностное созревание с его принятием собственной уникальности не через отвергание и противопоставление, а через принятие и .